 -->
Гендиректор и председатель совета директоров французской Total Кристоф де Маржери известен своим негативным отношением к международным санкциям и эмбарго.
В интервью РБК де Маржери рассказал, что Total не пугают ограничения, введенные США против ее партнера Геннадия Тимченко, о том, как ухудшение отношений России с Западом сказывается на проекте «Ямал СПГ» и почему его компания не спешит уходить из России.
— Как санкции против российских компаний и бизнесменов сказались на бизнесе Total в России?
— Насколько я знаю, против компаний, с которыми мы сотрудничаем, никаких санкций или эмбарго не введено. В нашем партнерстве с «Новатэком» ничего не изменилось, business as usual. Та же ситуация с «ЛУКОЙЛом», Газпромом, «Зарубежнефтью» и «Роснефтью». Но мы следим за развитием событий, и если против компаний, с которыми у нас контракты, будут введены санкции, мы им подчинимся.
Совладелец «Новатэка» Геннадий Тимченко, против которого ввели санкции США, на Петербургском форуме рассказывал, что Америка вынуждает некоторые европейские банки прекратить сотрудничество с российскими компаниями из-за санкций.
Мы изучаем возможное влияние санкций на финансирование международными банками, в том числе европейскими, наших проектов в России, особенно на Ямале. Сейчас при выдаче кредитов российским компаниям определенная реакция наблюдается не только на персональном уровне, но и на уровне компаний и стран. Тем не менее, ни одна из заинтересованных сторон не строит долгосрочную стратегию, отталкиваясь от текущей ситуации с санкциями; все рассматривают ее скорее как краткосрочную реакцию.
— Не опасаетесь ли вы, что отношения России и Европы еще ухудшатся? У вас есть запасной план?
— Я верю в мудрость и ответственность людей. В глобальной экономике нельзя просто сказать: я прекращаю работать в России, в Ираке или где-то еще. Россия не окажется в изоляции, даже если не останется никаких связей с Европой. Люди должны понимать, что эмбарго не работает.
— Правда ли, что Total пыталась защищать российские интересы перед французскими властями? По данным WSJ, вы заступались за Россию перед президентом Франсуа Олландом.
— Никогда не вел таких разговоров, но я открыто настаивал на том, что, в глобальном смысле, введение санкций и эмбарго не является эффективным решением. Если поставки газа из России на европейский рынок прекратятся, то Европе придется дороже платить за газ, покупая его в более отдаленных регионах и с более сложной доставкой.
— Но не секрет, что крупные компании — такие, как Total – имеют возможности лоббировать свои интересы…
— Лоббирование не входит в мои задачи; моя задача сказать людям, каковы будут последствия их решений. Мы работаем по всему миру, и не можем отдавать предпочтение той или иной стране, потому что это уже была бы политика, а мы сохраняем нейтралитет. Приезд сюда – это нейтралитет. Если бы я не приехал, это был бы антироссийский поступок.
— Недавно вы сказали, что существует риск задержки реализации проекта «Ямал СПГ», в котором Total участвует вместе с «Новатэком» и другими партнерами. Насколько этот риск высок?
— Принимая во внимание возможные сложности с привлечением средств, если ситуация не изменится, такой риск может возникнуть. Насколько существенным он может быть, говорить пока рано. На данный момент, американский Eximbank официально является единственной компанией, вышедшей из финансирования проекта. При этом существуют альтернативные возможности, и определенно одна из них – Китай, уже участвующий в финансировании 50% проекта.
Альтернативные решения также могут быть найдены с банками, не подверженными прямо или косвенно воздействию американских санкций. Сейчас мы по-прежнему находимся на стадии определения структуры финансирования. Мы еще не запрашивали у банков подтверждение сумм финансирования, и не собираемся это делать до конца года (строительство завода по производству СПГ на Ямале мощностью в 16,5 млн т в год оценивается в $27 млрд — РБК).
— Total постепенно наращивает пакет в «Новатэке», сейчас вашей компании принадлежит более 17%, а до конца года вы планируете довести эту долю до 19,4%. Изначально вы собирались закрыть эту сделку до 1 апреля. Почему сроки сдвинулись?
— Действие соглашения было продлено, к упомянутому сроку пакет еще не был увеличен, но мы по-прежнему намерены это сделать. 1 апреля не было крайним сроком: мы должны были только обсудить ситуацию с акционерами. И пришли к выводу, что дальнейшее увеличение доли Total до 19,4% отвечает интересам французской и российской сторон. Условия увеличения нашей доли не изменились.
— А дальше увеличивать пакет собираетесь?
— На данный момент – нет.
— Куда Total будет поставлять СПГ с Ямала?
— Мы уже подписали договор купли-продажи на удовлетворяющих нас условиях, потому что заинтересованы в получении доступа к дополнительным ресурсам для пополнения нашего глобального портфеля СПГ. Нынешний рост спроса обусловлен, главным образом, потребностями Азии и, в меньшей степени, Европы. По всем прогнозам спрос на СПГ продолжит расти.
— Total списала 350 млн долл. инвестиций в проект «Газпрома» по освоению Штокмановского месторождения. Вы по-прежнему заинтересованы в этом проекте? Почему бы не сконцентрироваться на Ямал СПГ?
— Мы по-прежнему считаем, что эти запасы нужны, это огромное месторождение. Если сможем найти техническое решение, позволяющее сделать его разработку рентабельной, то вернемся к обсуждению возможностей реализации этого проекта. Многие месторождения, разработка которых в прошлом была отложена, теперь разрабатываются.
— Еще один партнер Total – «ЛУКОЙЛ», с которым вы подписали соглашение о создании СП по разработке месторождений на баженовской свите в Западной Сибири. Почему вы решили войти в новое партнерство в России именно сейчас?
— Некоторые люди пытаются связать эту сделку с отношениями между Россией, Францией и Европой. Но переговоры мы начали давным-давно, так как в нашем бизнесе подготовка проекта требует очень длительного времени. Наша стратегия в России – добывать газ, запасы которого здесь огромны, а также участвовать в проектах, где мы можем предложить российским партнерам свои знания и опыт.
Сейчас велика потребность в сложных современных технологиях для добычи трудноизвлекаемых запасов нефти. В данном случае «Лукойл» привнесет в проект свой опыт и умение работать в данном регионе России, а мы поделимся своим опытом в добыче сланцевой и трудноизвлекаемой нефти. То, что мы начинаем работать на баженовской свите, одной из крупнейших в мире низкопроницаемых нефтеносных формаций, укрепляет наши позиции в секторе разработки трудноизвлекаемых запасов углеводородов.
— Какими будут инвестиции? Представители «ЛУКОЙЛа» оценивали их в 120-150 млн долл. на начальном этапе.
— Пока не определено, какое количество скважин там потребуется, мы не можем говорить о конкретных суммах. Но мы будем очень внимательно следить за расходами. Для этого проекта, как и для некоторых других, нам придется находить решения, как обуздать высокую инфляцию. Финансовая дисциплина сейчас – одна из важнейших задач, стоящих перед энергетическими компаниями. Наряду с вопросами промышленной безопасности и охраны окружающей среды.
— Какова доля России в бизнесе Total с точки зрения выручки и добычи?
— Сейчас не столь велика, но она будет расти. Пока на долю России приходится примерно по 10 % в совокупных объемах добычи и глобальных инвестициях концерна. На сегодняшний день у нас есть Харьягинское СРП, где идет добыча и мы инвестируем, чтобы поддерживать и наращивать ее с соблюдением всех экологических норм. Но это небольшие объемы.
У нас есть доля в «Новатэке», с которым мы также являемся партнерами в проекте «Ямал СПГ» и разрабатываем Термокарстовое газоконденсатное месторождение в Ямало-Ненецком автономном округе, а также есть будущий проект с «Лукойлом». Как видите, у нас много что делается в России.
— Какая в отношении России ставится цель?
— Наша цель – поддерживать диверсифицированный портфель инвестиций, чтобы не подвергаться значительному риску в какой-то отдельной стране. Это не значит, что мы усматриваем особые риски в каком-то конкретном регионе. Сейчас Total инвестирует больше всего в Анголе, на втором месте Нигерия, инвестиции в России также растут довольно быстро. Не удивляйтесь, когда увидите, что Россия выходит на первое место.
— Каковы результаты и планы компании в области геологоразведки?
— 2013 год принес меньше открытий, чем ожидалось. Мы приобрели много лицензий, много потенциальных ресурсов, которые еще нельзя назвать запасами. Например, завершили сделку по проекту Libra в Бразилии — это крупнейшее подсолевое месторождением из всех открытых до сих пор (запасы оцениваются в 8-12 млрд баррелей нефти, доля Total в проекте 20%), но разведочные работы еще не закончены, пробурена только одна скважина, в 2014 году мы пробурим еще две. Много скважин будет пробурено до конца года в рамках крупных проектов в Анголе, в Кот д’Ивуар и в некоторых других странах. Мы ожидаем, что эти скважины откроют нам доступ к дополнительным ресурсам. Разведка – это лишь один из путей получения доступа к новым ресурсам. Другой способ — покупка. Не компаний, а проектов, где все уже готово для разработки, таких, например, как нефтяное месторождение в Уганде.
Наша стратегия заключается в том, чтобы сосредоточить усилия на крупномасштабных технически сложных проектах разработки глубоководных месторождений и производства сжиженного природного газа. Одновременно мы должны укреплять позиции в разработке нетрадиционных ресурсов.
У нас большой список проектов, которые нужно разрабатывать. Запасов по категории 1P у нас на 13 с лишним лет, по категории 2P – больше, чем на 20 лет, а ресурсов — на 40-45 лет.
— Какие активы вы продадите, чтобы поддерживать рост?
— Один из приоритетов — продажа нестратегических активов по разведке и добыче, которые не дают нам желаемой добавленной стоимости. Например, если на месторождениях нет возможности увеличивать добычу, работа на них может стать коммерчески неоправданной для такой крупной компании как Total. В таком случае выгодней продать их менее крупным игрокам, которые смогут поддерживать добычу при меньших расхода. Такие сделки выгодны для всех, в том числе для государства, которое получает больше налогов.
С 2012 года мы уже продали активов на сумму около 16 млрд долл., что соответствует нашим планам выручить за них 15-20 млрд долл.
— Недавно акционеры Total увеличили возрастной лимит для президента концерна с 65 до 67 и для председателя совета директоров с 65 до 70. Планируете руководить компанией еще четыре года?
— Честно говоря, это совет директоров, а не я, попросил акционеров принять решение о большей гибкости в период смены руководства, которая произойдет не сегодня и не завтра. Ее можно обеспечить за счет более продолжительной службы президента и председателя совета директоров (до 67 и 70 лет соответственно). Хорошо, что с утверждением этих изменений совету будет проще принимать решения в интересах компании. Это не означает автоматически, что я остаюсь. Я очень надеюсь, что новый президент или президент-председатель совета директоров будет из Total. Это наша культура. Я делаю все, чтобы в должный срок представить такого кандидата совету директоров.
| 
